В УГОДЬЯХ ГРАФА ИГНАТЬЕВА
Юрий Гамов
После тяжелейшей травмы, которую я «схлопотал» в 1976 г., в первый же день отпуска, в результате ДТП на 177-м километре Волоколамского шоссе, мне уже не суждено быть охотником, проходящим с собакой по 30 км в день. Остаются воспоминания об удачных охотах, прекрасных работах собак, красивых дуплетах, задушевных беседах с друзьями у вечернего костра или за столом в избе какой-нибудь деревушки Вологодчины, Псковщины, Тверской, Костромской и других областей страны.
Вспоминаешь и первого вальдшнепа, «взятого» на тяге, и первого тетерева на току, и первого селезня из-под подсадной, и первого русака, «украденого» у чужих гончих, и первого глухаря, к которому меня подвел за руку Юрий Алексеевич Чернышев, и первого перепела, которого сработал первый мой «ирландец» - Крезо. Много есть чего вспомнить, что было первым!
Моим компаньоном в охотничьих скитаниях бывал Владимир Васильевич Баженов, которому я старался передать свой опыт (один раз дробью №8 по «мягкому месту», хорошо, что он был от меня в 150 м!). Правдивость моих «бывальщин» можно проверить и у него, как свидетеля.
Когда-то, в детстве, отец рассказывал мне об одном селе в Калининской области, где он был контужен в 1943-м году при наступлении наших войск и освобождении Ржева. По словам отца - это было большое село, дворов в 250, с красивой церковью, чудом уцелевшей, так как линия фронта проходила почти через Воробьёво - так это село называлось. Отец удивлялся тому, что несмотря на грохот боев, тетеревов по окрестным березнякам было очень много. И артиллерийский наблюдатель (мой родитель) «засекал» через стереотрубу не только огневые точки и блиндажи врага, но и стаи тетеревов, кормящихся березовыми почками! С детства мне хотелось посмотреть на это село…
Мечта сбылась в 1973 году. Вместо большого села - 13 домов убогого вида, в 12-ти из которых летом проживают москвичи. От церкви осталась груда развалин: в войну в нее все же угодили снаряды, а потом жители растащили кирпичи по своим домам для печей.
Возле остатков церкви есть остатки погоста. Нашел лежащий на боку массивный круглый памятник из когда-то полированного гранита: «Капитан-лейтенант флота …Упокоился …1778 г. от рождества Христова…»
В дальнейшем, когда я приобрел в этой деревне небольшой дом у москвича, копаясь в огороде, мы находили медные монеты петровских и екатерининских времён. Значит, здесь бывали и ярмарки. Но все в прошлом!
На фото 1974 г.: В.В. Баженов с находками, оставшимися от войны. За пазухой - гильза от противотанкового снаряда (наша), на плече - остатки тяжелого пулемета (немецкого), на голове - понятно. После такого «маскарада» немногочисленные жители нашей деревни стали заходить в нее с другой стороны - подальше от нас!
Позже выяснилось, что все окрестности деревни до 1917 года принадлежали графу Алексею Павловичу Игнатьеву - отцу генерал-лейтенанта А.А. Игнатьева - автора «Пятьдесят лет в строю» - книге, посвящённой советской молодёжи. Родовое имение графа находилось в соседней деревне Чертолино. Интересно было перечитывать страницы, где упоминаются уже знакомые мне названия деревень, речек, урочищ. В деревне Азарово даже разговаривал с глубоким стариком, который помнил приезды домой молодого Алексея Алексеевича и его мать - графиню. «Ох, и строгая была! Я от нее прятался на конюшне в ларь с овсом, чтобы на глаза не попадаться! Иначе, обязательно какую-то работу найдет, а мне с молодым барином на рыбалку хотелось...». Потом я «наткнулся» на книгу Е. Ржевской (псевдоним писательницы, воевавшей переводчицей) - «Февраль - кривые дороги», где тоже упоминаются уже «мои» места, но только с 1942 года.
Но где же тетерева? Местный охотник (скорее, браконьер по кабанам и лосям) говорил, что до 1956 года «…тетерева было, что грачей по осени», но после «усердного» внедрения сухих гранулированных удобрений на полях, увы, все исчезли. А когда я еще узнал, что поля с овсом обрабатывались ДДТ, то, как химику-органику, мне совсем стало грустно. После склёвывания такого овса яйца птиц почти не имеют скорлупы и насиживание их обречено на гибель зародышей.
Что тетеревов здесь было много, однажды подтвердил и наш «ирландист» Н.Б. Либрович: его дед дружил с А.А.Игнатьевым и в 1946-48 годах они ездили сюда на охоту - даже без собак «брали» по 3-4 птицы за выход в поле.
Тот же местный охотник сказал, что перепелов, дергачей, барашков и хурхунов (т.е. вальдшнепов) достаточно, а уток по бочагам, старым прудам, на реках Волга и Сишка всегда много. Весной и осенью идёт пролётный гусь. Из зверей - «…только тигров нет!», но больше всего кабанов и лосей.
Пустоши, где граф Игнатьев когда-то охотился на дупелей. Теперь все заросло, скот уже не пасут, почва стала гораздо суше, чем была, и прежнее изобилие дичи только в воспоминаниях.
В августе 1974 года, под открытие охоты, мы вместе с В.В. Баженовым приехали осваивать теперь уже «наши» охотничьи угодья. Оформив, как и положено, в Ржевском обществе охотников разрешение на охоту (правда, если бы не помощь Кром Т.Н., то могли бы «пролететь мимо сада с бубенцами»), мы добрались до Воробьёво и началась ЖИЗНЬ! Володя с «Марсом», я с «Крезо» и «Цуном» - все однопометники - очень быстро «очистили» луга от коростелей, «пощипали» уток, вальдшнепов и совсем немного перепелов.
Нашли мы и тетеревиный выводок, но тетерева были под запретом, нарушить который я не мог, да и собаки мои по тетереву тогда были просто неуправляемые, а гоньбу провоцировать было ни к чему. В поле я брал их по очереди: через день. Остававшегося дома приходилось сажать на цепь, чтобы не примчался к тебе уже в поле и не надо было возвращаться с ним назад.
Это было казнью не только для оставшейся собаки, но и для всех проживающих москвичей: вой стоял жуткий и не утихающий! И после нескольких «тёплых приёмов делегатов из других дворов» решил пойти в поле сразу с двумя помощниками. Заранее наметив маршрут и прикинув, что будет всего километров 15-17, с собаками на поводках, по утреннему холодку, мы двинулись на поиски приключений.
Много я читал про парные работы, про секундирование, про работы с анонсом (последнее проявилось много позже у Цуна).
Но, сняв поводки сразу с двух собак, пришёл в полное отчаяние. Они «дунули» до горизонта, а потом и за него. Обе собаки были натасканы, Крезо дипломирован, но моих свистков, воплей и соответствующей лексики они не услышали. Как и написано в литературе - сел на травку, стал ждать возвращения «блудных сыновей», мысленно прикидывая, какой дубиной буду их перевоспитывать (в литературе это запрещено!).
Братики примчались минут через сорок. Языки до земли, счастье в глазах, на холках и боках уже подсохшие продукты коровьей жизнедеятельности, с тем же духом из пастей и полный набор семян луговых трав на ушах. Какая уж тут дубина! Спасибо, что вернулись! Встали, пошли. По команде «Рядом!» идут даже без поводков и не дальше моих коленей. Ну, значит, умаялись! Солнце уже припекает, как следует, и я боюсь за своих любимых: про солнечные удары тоже читалось. С местностью знаком и знаю, что пересыхающая на бочаги речушка Ажева от нас в паре километров, если напрямую, а по дороге в обход - все четыре. Значит, идем по прямой!
На нашем пути необъятное поле с клевером, оставленным на семена. Косить его и обмолачивать будут только в сентябре, а сейчас он тихо дозревает, что видно по становящимся коричневыми стеблям. Если бы я раньше знал, что это такое - семенной клевер! Метров 350 я еще задирал ноги «выше головы», давая клятву, что теперь буду ходить в поле только в кедах (о кроссовках тогда и не знали!), а не в тяжелых сапогах, которые застревают в стеблях клевера, как в противопехотных «спиралях Бруно»! Пот льётся градом, ружье (фирма «Крезо-Шнейдер», калибр 16, вес 2,8кг) тяжелее пуда, в глазах темно, во рту горько от какой-то пыльцы и сухо, как в Каракумах!
По такой «травке» собаки рядом идти не могут: двигаются короткими прыжками и видно, что им еще хуже, чем мне. Всё! Остановились, сил больше нет. С досадой и тоской оглядываюсь назад: может лучше вернуться и идти по дороге - пусть дальше и дольше, но не с такой же тратой сил!? Пока размышлял, сообразительные братики пристроились на моей тени и выразительными глазами упрашивают меня постоять так еще…и еще! Нет, друзья! Надо двигаться, а не то все здесь завалимся и когда нас найдут? Все же возвращаться не хочется: неизвестность заманчива и что-то далеко впереди выделяется зеленоватым куполом. Значит, как в армии: «Вперед и с песней!».
Песни не вышло, смотрю только в землю, чтобы выбрать хотя бы чуть-чуть лучшее место для задранной ноги. Собаки уже впереди, метрах в ста от меня. Но я их и не отзываю: им назад тоже тяжело скакать, пусть маячат по курсу. Не могу сказать, сколько времени мы так ползли, а края поля все не видно. Зеленоватый купол оказался совсем зеленым клевером, как будто его посеяли гораздо позже основного. Что это клевер, было видно метров с трехсот.
Вдруг братики задрали головы и, развернувшись на какое-то дуновение воздуха, плавными, короткими и осторожными бросками, направились к зелени. Сразу вспомнил отрывок из трудов К.В. Мошнина, где он писал, что ирландец чует воду издалека. Это было бы очень кстати. Побрел туда же и я. Взглянув в очередной раз под ноги, потом на собак - остолбенел.
Братики стоят рядышком: Цун с передней поднятой лапой, Крезо - с задней, но оба почти вытянулись куда-то вперед и мордами в одну точку. Сердце и без того колотящееся от жары, затрепыхалось беспорядочным ритмом. По кому стоят? Как мог быстро, подхожу вплотную к собакам, коленом почти касаюсь одной из них. Зеленый клевер оказался узкой полоской, окаймлявшей, так называемое «остожье», т.е. место, где стоял стог сена, соломы или из снопов льна и, который убрали не так давно. Остается «плешь» и как мне рассказывал в Каданке эксперт В.К. Сомов, такие места очень любят посещать перепела. Стараясь не хлопать стволами, быстро закладываю «восьмёрку» и готовлюсь сказать «Пиль!» Про жару как-то не вспоминается, даже её, вроде бы, уже и нет!
Но, интересно, где же сидит эта птичка? Земля почти голая, только несколько небольших охапок прелой соломы, кое-где маленькие куртинки какой-то травы и больше ничего. Громко: «Пиль!» - собаки стоят как памятники. Странно все это: перепелов они знают и подавали в Каданке на зависть другим «собачникам». А может от жары «глюки» пошли? Решительно выхожу из-за собак и иду в направлении их взгляда. Наверное, я не сделал и трех шагов! Не знаю, с какого места, но прямо на меня взлетело что-то огромное, серое, с ужасным хлопаньем крыльев и душераздирающим квохтаньем. Коснувшись крылом моего лица, «чудище» пролетело за спину. Повернулся я мгновенно и увидел, что братики оба вцепились в хвост старки-тетерки и на задних лапах, перебирая в воздухе передними, прыгают вместе с отчаянно машущей крыльями птицей, удаляясь от меня! Рявкнув: «Тубо! Даун! Тубо!», краем глаза увидел, что собаки сели, а бесхвостая птица продолжает лететь.
Дальше сработал условный рефлекс: как на круглом стенде - с седьмого номера по мишени из будки… Птица лежит, собаки сидят, браконьер стоит, руки дрожат. Появляется ощущение чего-то мерзко сделанного, оглядываюсь, как вор: не видел ли кто это безобразие? Прохожу мимо одуревших собак, так и сидящих с перьями хвоста в зубах и вытаращенными глазами. На всякий случай укладываю их и иду к жертве. Да, тетерка, старая, очень крупная, но почему без выводка? Или опять ДДТ? Поднимаю её за крыло и, буквально, раскрываю рот! Тетерка - инвалид! Вместо нормальных лапок есть только две культи, т.е. пальцев нет, нога начинается с голени. Я и сейчас не могу объяснить этому причину. Можно предположить, что было обморожение (зима в том году была суровая) или лапками попала в какую-то агрессивную среду? Ясно одно: грядущей зимой она погибнет от бескормницы, т.к. держаться на березовых ветвях ей просто нечем. А сейчас пряталась и кормилась в трудно доступном месте не только от людей, но и вечных своих врагов - ястреба и лисы. Понимание её обреченности, несколько снизило тяжесть моего греха. Но мысль о том, что будь она нормальной….
Положив трофей в сетку и выдернув перья из пасти собак, мы побрели дальше. Только теперь братики не скакали впереди меня, а то и дело тыкались носами в добычу и потихоньку рычали друг на друга.
До воды добрались и дорвались! Собаки плавали и лакали воду прямо в воде! Я срезал стебель «медвежьей дудки» (борщевик, сныть), прутиком «запыжевал» его клочками листьев черемухи (все-таки фитонцид!) и, как через фильтр, тоже с удовольствием, напился из этого же бочага.
PS. В зобу тетерки нашли нескольких насекомых, семена клевера и каких-то других трав. Но зоб был полным - инвалид еще не голодал.
Примерно так стояли братики по «инвалиду»! Снимок сделан в мае 1972г., собакам 8 месяцев.
Мои наставники - Т.Н.Кром, Ю.А.Чернышев, В.К.Сомов и его Жанетта. Каданок, 1973г.
Братики с «командиром по тылу» - кормежка, вычесывание, лечение и т.д. Слева - Цун, справа - Крезо. Каданок, Лежакино, 1973г.
Ржевский р-н, дер.Воробьево, 2007 г.