Articles
Эксперт родом из детства
Исполнительный директор салона «Старый охотник» Борис Григорьевич затрудняется сказать, когда его охватила страсть к историческим охотничьим стволам. Видимо, в юности, когда ему в руки попал немецкий Sauer Driller — тройник (трехствольное ружье) образца 1928 года. По его словам, ощущение было такое, будто держишь в руках произведение искусства — изящное ружье с филигранной гравировкой и ложем из комлевого ореха. Удовольствие доставляло и отличное качество боя, которое не шло ни в какое сравнение с возможностями рядового советского оружия тозовского или ижевского производства 50-х — начала 60-х годов.
Халандовский еще задолго до перестройки в стране подметил интерес граждан, обладающих определенной материальной свободой, к охотничьему оружию высокого разбора, но включиться в процесс торговли им не мог десятки лет по причине особенностей советского законодательства: "Собирать и коллекционировать для себя, по-моему, просто ущербно. Между тем поделиться красотой в сочетании с рабочими качествами того или иного экземпляра было невозможно. Единственным легальным путем являлась комиссионка, через которую порой за копейки проходили очень стоящие стволы, но только на бумаге: оружие заранее выкупалось через коррумпированную милицию и подмазанных директоров комиссионных магазинов".
В предпринимательское безвременье Халандовский лениво закончил вечернюю школу, затем техникум общественного питания, а главную часть не занятого обязательной работой времени тратил на самообразование в области истории охотничьего оружия. Специальной литературы в свободном доступе тогда не было, но в ленинградских библиотеках (таких как библиотека имени Салтыкова-Щедрина или при ЛГУ) можно было найти немало любопытного на эту тему.
Нет дыма без "дымаря"
К 1989 году работник общепита превратился в начинающего бизнесмена, который уже не только мог отличить ружье Ивана Новатного от изделия Антонио Лебеды, но и выполнить точнейшую экспертизу — с историей происхождения и эксплуатации охотничьего ствола, а также с оценкой его состояния на данный момент. Причем теоретические познания подкреплялись непрерывной практикой охоты. "Мною были отстреляны сотни ружей в реальных условиях охоты, сделаны тысячи выстрелов,— вспоминает Халандовский.— После чего я окончательно убедился: истинное наслаждение настоящий охотник получает не только от удачного выстрела или обладания навороченным полуавтоматом. Особый шарм — попадание 'по месту' из дедовской курковки, произведенной, например, фирмой 'Август-Франкотт' где-то в 1868 году со стволами из красного 'букетного' дамаска под черный (дымный) порох. Типа 'когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было'. В условиях, скажем, вальдшнепиной тяги это раскатистый густой звук выстрела, пелена смога от 'дымаря', а через секунду-другую — характерный стук о землю сбитого долгоносика. А в руках — еще дымящееся после выстрела ружье, помнящее ладони английского сэра, русского помещика или польского шляхтича. Оно теплое, живое. Оно — сама история. Никакие точнейшие реплики под старину такого эмоционального эффекта охотнику дать не в состоянии. Тут тебе и Аксаков, и Тургенев, и Некрасов..."
Открыть собственный магазин по продаже оружия в конце 80-х было практически невозможно, и Халандовский ограничился организацией производства сопутствующих товаров — затыльников на приклады, контейнеров под охотничьи снаряды, обтюраторов и прочих изделий из пластмассы. Слухи о точке, где можно не только приобрести снаряжение, но и получить ответственную консультацию по любому бэушному ружью, распространились с большой скоростью. Ведь тогда на всем Северо-Западе (включая Новгород, Петрозаводск, Псков) существовало всего два магазина по продаже оружия и боеприпасов, и оба в Питере: один, принадлежавший Ленинградскому обществу охотников и рыболовов,— на Невском проспекте; второй, от "Военохоты",— на Литейном.
Когда Халандовскому предложили должность директора в последнем, он, естественно, не смог отказаться. С той поры почти весь поток раритетных ружей проходит через его руки, потому как помимо Бориса Григорьевича на Севере европейской части России сейчас здравствует не более пяти авторитетных оценщиков. Уже через три года, в 1995-м, Халандовский открыл собственное дело в спальном районе Гражданка, арендовав помещение в 30 кв. м. под магазин "Глухарь". А еще через пять лет в центре города, на улице Александра Невского, в трех шагах от Александро-Невской лавры, владельцы крупной компании помогли открыть магазин "Орлан", специализирующийся на продаже рыболовных снастей и охотничьего оружия.
Старый ствол дичи не портит
По словам Бориса Халандовского, владельцами раритетных ружей, попадающих на экспертизу, все чаще оказываются богатые граждане. Поначалу для большинства из них огнестрельная старина является скорее украшением для вывешивания на настенный ковер. Но после идентификации (собственно экспертиза ничего не стоит, оплачивается лишь справка, подтверждающая ценность изделия,— 1000 руб.) и тем более после реставрации отношение к историческому охотничьему оружию резко меняется. Многим после консультации-ликбеза уже неинтересно выходить на охоту с дорогущими Marco Perazzi, Rizzini & Tanfoglio, Sauer, Sodia, Blaser и другими великолепными, но — увы! — современными ружьями. Становится модным появиться в угодьях именно со "старьем": чтобы порох был дымным (в отличие от пироксилинового он может храниться столетиями; его до сих пор выпускают в Казани — 60 руб. за 400 г), а гильзы в патронташе — латунными и заряженными собственноручно. Кстати, очень увлекательный процесс: выбивание навойником стреляного капсюля, запрессовка нового при помощи барклая, точно выверенная на аптекарских весах навеска пороха, картонная прокладка, осаленный пыж, еще прокладка, затем взвешивание снаряда (дроби), нагревание на огне смеси канифоли с парафином, заливание ее поверх снаряда и т. д. Производительность невелика — примерно 50 патронов за три часа. Зато на охоте есть чем гордиться в отличие от тех, кто использует покупные, готовые к употреблению испанские или американские пластмассовые картриджи.
Перечисляя оружие, прошедшее через его руки, Борис Григорьевич начинает горячиться: "Ну скажите, кого оставят равнодушным имена оружейников прошлого, таких как бельгийцы Август Лебо и Август Франкотт, чехи Иван Новатный и Антонио Винцентос Лебеда, англичанин Джеймс Перде, француз Де Фурни? Рынок очень маленький, поэтому каждая находка воспринимается как маленькая победа, очередное открытие. И зачастую очень выгодное в плане коммерции. Так, на II московской выставке 'Оружие и охота' в октябре прошлого года мне удалось продать великолепный набор в ореховом футляре — ружье марки 'Август Франкотт' (курковка с замком 'в шейку' — боевая пружина размещена не в казенной части, а в шейке приклада) 1862 года и принадлежности (масленка, отвертки, шомпола, мерки для пороха и дроби) — и все в отличном состоянии. Удалось установить, что когда-то это богатство было частью коллекции из охотничьего кабинета польских князей Понятовских. Стенд с ружьем долго обхаживал известнейший российский кинорежиссер, с горящими глазами оглаживал металл и дерево, но купить не решился — как-никак тыс. Ружье ушло к другому, который в азарте докупил бельгийскую двустволку работы Евгения Бернара (его старшего брата Леопольда как великолепного ствольщика знает весь мир, а вот произведений Евгения — буквально единицы)..."
Новоиспеченные небедные охотники, переболевшие детским комплексом "лишь бы пострелять", наконец-то усвоили, что приобретение раритетного ружья — это вложение капитала, не менее выгодное, чем приобретение ценных бумаг. К тому же риска никакого. Например, штуцер от Holland & Holland, купленный Теодором Рузвельтом в 1908 году за тыс., в 1994-м ушел с аукциона за 0 тыс. Вообще, при оценке ружья важную роль играет история эксплуатации с перечнем владельцев — фамилий, которые на слуху. Посему вот уже несколько лет Халандовский озабочен поисками двустволки (опять же "голландовской"), которую в свое время приобрел Михаил Шолохов якобы с Нобелевской премии. Если средняя цена гладкоствольного ружья от Holland & Holland составляет £70-80 тыс., то можно представить, сколько стоит такое же с богатым полувековым провенансом. Есть случаи еще более интересные. В 1895 году последний российский император Николай II получил заказанную у оружейника Лебо-Курали ружейную пару (98-я модель, 20-й калибр, оружейные номера 31831 и 31832; обошлась в £129).
Цикл полного обновления раритетного арсенала Бориса Халандовского составляет год-полтора (впрочем, отдельные изделия ждут своего покупателя много дольше). Этого, по словам коллекционера-продавца, вполне достаточно, чтобы достойно существовать, а также для реставрации ассортимента. Например, за последние год-полтора были приобретены и восстановлены такие уникумы, как винтовка Снайдера 1794 года, переделанная впоследствии из шомпольной в казнозарядную, американское ружье "Мартини-Метфорт" с оригинальным затвором Генри, Sauer 15-й модели 1915 года на полных замках "в шейку" и с гравировкой в стиле "булино", французская бескурковка "Идеал" 16-го калибра (1912-1915 годы). Также был найден идеально сохранившийся экземпляр бокфлинта BSW. В годы второй мировой такие выдавали экипажам тяжелых бомбардировщиков люфтваффе — чтобы отстреливаться от диких животных при вынужденной посадке где-нибудь в пустыне или в тайге.